Краткое содержание «Телеграмма»
— Нет, — ответила Настя. — Это так… От одной знакомой…
Паустовский К.Г.
Телеграмма
Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать, и пастухи перестали гонять в луга стадо.
Пастуший рожок затих до весны. Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам и видеть все то же: комнаты, где застоялся горький запах нетопленных печей, пыльный «Вестник Европы»[1], пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. Может быть, в комнатах было слишком сумрачно, а в глазах Катерины Петровны уже появилась темная вода[2], или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать. Катерина Петровна только по памяти знала, что вот эта — портрет ее отца, а вот эта — маленькая, в золотой раме — подарок Крамского[3], эскиз к его «Неизвестной». Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном ее отцом — известным художником.
В старости художник вернулся из Петербурга в свое родное село, жил на покое и занимался садом. Писать он уже не мог: дрожала рука, да и зрение ослабло, часто болели глаза.
Дом был, как говорила Катерина Петровна, «мемориальный». Он находился под охраной областного музея. Но что будет с этим домом, когда умрет она, последняя его обитательница, Катерина Петровна не знала. А в селе — называлось оно Заборье — никого не было, с кем бы можно было поговорить о картинах, о петербургской жизни, о том лете, когда Катерина Петровна жила с отцом в Париже и видела похороны Виктора Гюго.
Не расскажешь же об этом Манюшке, дочери соседа, колхозного сапожника, — девчонке, прибегавшей каждый день, чтобы принести воды из колодца, подмести полы, поставить самовар.
Катерина Петровна дарила Манюшке за услуги сморщенные перчатки, страусовые перья, стеклярусную[4] черную шляпу.
— На что это мне? — хрипло спрашивала Манюшка и шмыгала носом. — Тряпичница я, что ли?
— А ты продай, милая, — шептала Катерина Петровна. Вот уже год, как она ослабела и не могла говорить громко. — Ты продай.
— Сдам в утиль, — решала Манюшка, забирала все и уходила.
Изредка заходил сторож при пожарном сарае — Тихон, тощий, рыжий. Он еще помнил, как отец Катерины Петровны приезжал из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу.
Тихон был тогда мальчишкой, но почтение к старому художнику сберег на всю жизнь. Глядя на его картины, он громко вздыхал:
Тихон хлопотал часто без толку, от жалости, но все же помогал по хозяйству: рубил в саду засохшие деревья, пилил их, колол на дрова. И каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:
— Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна молчала, сидя на диване — сгорбленная, маленькая, — и всё перебирала какие-то бумажки в рыжем кожаном ридикюле. Тихон долго сморкался, топтался у порога.
— Ну что ж, — говорил он, не дождавшись ответа. — Я, пожалуй, пойду, Катерина Петровна.
— Иди, Тиша, — шептала Катерина Петровна. — Иди, бог с тобой!
Он выходил, осторожно прикрыв дверь, а Катерина Петровна начинала тихонько плакать. Ветер свистел за окнами в голых ветвях, сбивал последние листья. Керосиновый ночник вздрагивал на столе. Он был, казалось, единственным живым существом в покинутом доме, — без этого слабого огня Катерина Петровна и не знала бы, как дожить до утра.
Ночи были уже долгие, тяжелые, как бессонница. Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам еще с прошлого года лежали поверх ваты когда-то желтые осенние, а теперь истлевшие и черные листья.
Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.
Катерина Петровна знала, что Насте теперь не до нее, старухи. У них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, свое счастье. Лучше не мешать. Поэтому Катерина Петровна очень редко писала Насте, но думала о ней все дни, сидя на краешке продавленного дивана так тихо, что мышь, обманутая тишиной, выбегала из-за печки, становилась на задние лапки и долго, поводя носом, нюхала застоявшийся воздух.
Писем от Насти тоже не было, но раз в два-три месяца веселый молодой почтарь Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей. Он осторожно придерживал Катерину Петровну за руку, когда она расписывалась, чтобы не расписалась там, где не надо.
Василий уходил, а Катерина Петровна сидела, растерянная, с деньгами в руках. Потом она надевала очки и перечитывала несколько слов на почтовом переводе. Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо.
Катерина Петровна осторожно перебирала пухлые бумажки. От старости она забывала, что деньги эти вовсе не те, какие были в руках у Насти, и ей казалось, что от денег пахнет Настиными духами.
Как-то, в конце октября, ночью, кто-то долго стучал в заколоченную уже несколько лет калитку в глубине сада.
Катерина Петровна забеспокоилась, долго обвязывала голову теплым платком, надела старый салоп[5], впервые за этот год вышла из дому. Шла она медленно, ощупью. От холодного воздуха разболелась голова. Позабытые звезды пронзительно смотрели на землю. Палые листья мешали идти.
Около калитки Катерина Петровна тихо спросила:
Но за забором никто не ответил.
— Должно быть, почудилось, — сказала Катерина Петровна и побрела назад.
Она задохнулась, остановилась у старого дерева, взялась рукой за холодную, мокрую ветку и узнала: это был клен. Его она посадила давно, еще девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи.
Катерина Петровна пожалела клен, потрогала шершавый ствол, побрела в дом и в ту же ночь написала Насте письмо.
«Ненаглядная моя, — писала Катерина Петровна. — Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, — смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет — совсем уж не тот, — да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Манюшка, шмыгая носом, отнесла это письмо на почту, долго засовывала его в почтовый ящик и заглядывала внутрь, — что там? Но внутри ничего не было видно — одна жестяная пустота.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Работы было много. Устройство выставок, конкурсов — все это проходило через ее руки.
Письмо от Катерины Петровны Настя получила на службе. Она спрятала его в сумочку, не читая, — решила прочесть после работы. Письма Катерины Петровны вызывали у Насти вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось глухое беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором.
После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева, посмотреть, как он живет, чтобы доложить об этом правлению Союза. Тимофеев жаловался на холод в мастерской и вообще на то, что его затирают и не дают развернуться.
На одной из площадок Настя достала зеркальце, напудрилась и усмехнулась, — сейчас она нравилась самой себе. Художники звали ее Сольвейг[6] за русые волосы и большие холодные глаза.
Открыл сам Тимофеев — маленький, решительный, злой. Он был в пальто. Шею он замотал огромным шарфом, а на его ногах Настя заметила дамские фетровые боты.
— Не раздевайтесь, — буркнул Тимофеев. — А то замерзнете. Прошу!
Он провел Настю по темному коридору, поднялся вверх на несколько ступеней и открыл узкую дверь в мастерскую.
Из мастерской пахнуло чадом. На полу около бочки с мокрой глиной горела керосинка. На станках стояли скульптуры, закрытые сырыми тряпками. За широким окном косо летел снег, заносил туманом Неву, таял в ее темной воде. Ветер посвистывал в рамках и шевелил на полу старые газеты.
— Боже мой, какой холод! — сказала Настя, и ей показалось, что в мастерской еще холоднее от белых мраморных барельефов[7], в беспорядке развешанных по стенам.
— Вот, полюбуйтесь! — сказал Тимофеев, пододвигая Насте испачканное глиной кресло. — Непонятно, как я еще не издох в этой берлоге. А у Першина в мастерской от калориферов[8] дует теплом, как из Сахары.
— Вы не любите Першина? — осторожно спросила Настя.
— Выскочка! — сердито сказал Тимофеев. — Ремесленник! У его фигур не плечи, а вешалки для пальто. Его колхозница — каменная баба в подоткнутом фартуке. Его рабочий похож на неандертальского человека. Лепит деревянной лопатой. А хитер, милая моя, хитер, как кардинал!
— Покажите мне вашего Гоголя, — попросила Настя, чтобы переменить разговор.
— Перейдите! — угрюмо приказал скульптор. — Да нет, не туда! Вон в тот угол. Так!
Он снял с одной из фигур мокрые тряпки, придирчиво осмотрел ее со всех сторон, присел на корточки около керосинки, грея руки, и сказал:
— Ну вот он, Николай Васильевич! Теперь прошу!
Настя вздрогнула. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьется тонкая склеротическая жилка.
«А письмо-то в сумочке нераспечатанное, — казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. — Эх ты, сорока!»
— Ну что? — опросил Тимофеев. — Серьезный дядя, да?
— Замечательно! — с трудом ответила Настя. — Это действительно превосходно.
Тимофеев горько засмеялся.
— Превосходно, — повторил он. — Все говорят: превосходно. И Першин, и Матьящ, и всякие знатоки из всяких комитетов. А толку что? Здесь — превосходно, а там, где решается моя судьба как скульптора, там тот же Першин только неопределенно хмыкнет — и готово. А Першин хмыкнул — значит, конец. Ночи не спишь! — крикнул Тимофеев и забегал по мастерской, топая ботами. — Ревматизм в руках от мокрой глины. Три года читаешь каждое слово о Гоголе. Свиные рыла снятся!
Тимофеев поднял со стола груду книг, потряс ими в воздухе и с силой швырнул обратно. Со стола полетела гипсовая пыль.
— Это все о Гоголе! — сказал он и вдруг успокоился. — Что? Я, кажется, вас напугал? Простите, милая, но, ей-богу, я готов драться.
— Ну что ж, будем драться вместе, — сказала Настя и встала.
Тимофеев крепко пожал ей руку, и она ушла с твердым решением вырвать во что бы то ни стало этого талантливого человека из безвестности.
Настя вернулась в Союз художников, прошла к председателю и долго говорила с ним, горячилась, доказывала, что нужно сейчас же устроить выставку работ Тимофеева. Председатель постукивал карандашом по столу, что-то долго прикидывал и в конце концов согласился.
Настя вернулась домой, в свою старинную комнату на Мойке, с лепным золоченым потолком, и только там прочла письмо Катерины Петровны.
— Куда там сейчас ехать! — сказала она и встала, — Разве отсюда вырвешься!
Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней — и положила письмо в ящик письменного стола.
Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева.
Несколько раз за это время она ссорилась и мирилась с неуживчивым скульптором. Тимофеев отправлял на выставку свои работы с таким видом, будто обрекал их на уничтожение.
— Ни черта у вас не получится, дорогая моя, — со злорадством говорил он Насте, будто она устраивала не его, а свою выставку. — Зря я только трачу время, честное слово.
Настя сначала приходила в отчаяние и обижалась, пока не поняла, что все эти капризы от уязвленной гордости, что они наигранны и в глубине души Тимофеев очень рад своей будущей выставке.
Выставка открылась вечером. Тимофеев злился и говорил, что нельзя смотреть скульптуру при электричестве.
— Мертвый свет! — ворчал он. — Убийственная скука! Керосин и то лучше.
— Какой же свет вам нужен, невозможный вы тип? — вспылила Настя.
— Свечи нужны! Свечи! — страдальчески закричал Тимофеев. — Как же можно Гоголя ставить под электрическую лампу. Абсурд!
На открытии были скульпторы, художники. Непосвященный, услышав разговоры скульпторов, не всегда мог бы догадаться, хвалят ли они работы Тимофеева или ругают. Но Тимофеев понимал, что выставка удалась.
Седой вспыльчивый художник подошел к Насте и похлопал ее по руке:
— Благодарю. Слышал, что это вы извлекли Тимофеева на свет божий. Прекрасно сделали. А то у нас, знаете ли, много болтающих о внимании к художнику, о заботе и чуткости, а как дойдет до дела, так натыкаешься на пустые глаза. Еще раз благодарю!
Началось обсуждение. Говорили много, хвалили, горячились, и мысль, брошенная старым художником о внимании к человеку, к молодому незаслуженно забытому скульптору, повторялась в каждой речи.
Тимофеев сидел нахохлившись, рассматривал паркет, но все же искоса поглядывал на выступающих, не зная, можно ли им верить или пока еще рано.
В дверях появилась курьерша из Союза — добрая и бестолковая Даша. Она делала Насте какие-то знаки. Настя подошла к ней, и Даша, ухмыляясь, подала ей телеграмму.
Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла:
«Катя помирает. Тихон».
«Какая Катя? — растерянно подумала Настя. — Какой Тихон? Должно быть, это не мне».
Она посмотрела на адрес: нет, телеграмма была ей. Тогда только она заметила тонкие печатные буквы на бумажной ленте: «Заборье».
Настя скомкала телеграмму и нахмурилась. Выступал Першин.
— В наши дни, — говорил он, покачиваясь и придерживая очки, — забота о человеке становится той прекрасной реальностью, которая помогает нам расти и работать. Я счастлив отметить в нашей среде, в среде скульпторов и художников, проявление этой заботы. Я говорю о выставке работ товарища Тимофеева. Этой выставкой мы целиком обязаны — да не в обиду будет сказано нашему руководству — одной из рядовых сотрудниц Союза, нашей милой Анастасии Семеновне.
Перший поклонился Насте, и все зааплодировали. Аплодировали долго. Настя смутилась до слез.
Кто-то тронул ее сзади за руку. Это был старый вспыльчивый художник.
— Что? — спросил он шепотом и показал глазами на скомканную в руке Насти телеграмму. — Ничего неприятного?
— Нет, — ответила Настя. — Это так… От одной знакомой…
— Ага! — пробормотал старик и снова стал слушать Першина.
Все смотрели на Першина, но чей-то взгляд, тяжелый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. «Кто бы это мог быть? — подумала она. — Неужели кто-нибудь догадался? Как глупо. Опять расходились нервы».
Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: — «Эх, ты!»
Настя быстро встала, вышла, торопливо оделась внизу и выбежала на улицу.
Валил водянистый снег. На Исаакиевском соборе выступила серая изморозь. Хмурое небо все ниже опускалось на город, на Настю, на Неву.
«Ненаглядная моя, — вспомнила Настя недавнее письмо. — Ненаглядная!»
Настя села на скамейку в сквере около Адмиралтейства и горько заплакала. Снег таял на лице, смешивался со слезами.
Настя вздрогнула от холода и вдруг поняла, что никто ее так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье.
«Поздно! Маму я уже не увижу», — сказала она про себя и вспомнила, что за последний год она впервые произнесла это детское милое слово — «мама».
Она вскочила, быстро пошла против снега, хлеставшего в лицо.
«Что ж что, мама? Что? — думала она, ничего не видя. — Мама! Как же это могло так случиться? Ведь никого же у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее. Лишь бы успеть, лишь бы она увидела меня, лишь бы простила».
Настя вышла на Невский проспект, к городской станции железных дорог.
Она опоздала. Билетов уже не было.
Настя стояла около кассы, губы у нее дрожали, она не могла говорить, чувствуя, что от первого же сказанного слова она расплачется навзрыд.
Пожилая кассирша в очках выглянула в окошко.
— Что с вами, гражданка? — недовольно спросила она.
— Ничего, — ответила Настя. — У меня мама… Настя повернулась и быстро пошла к выходу.
— Куда вы? — крикнула кассирша. — Сразу надо было сказать. Подождите минутку.
В тот же вечер Настя уехала. Всю дорогу ей казалось, что «Красная стрела» едва тащится, тогда как поезд стремительно мчался сквозь ночные леса, обдавая их паром и оглашая протяжным предостерегающим криком.
…Тихон пришел на почту, пошептался с почтарем Василием, взял у него телеграфный бланк, повертел его и долго, вытирая рукавом усы, что-то писал на бланке корявыми буквами. Потом осторожно сложил бланк, засунул в шапку и поплелся к Катерине Петровне.
Катерина Петровна не вставала уже десятый день. Ничего не болело, но обморочная слабость давила на грудь, на голову, на ноги, и трудно было вздохнуть.
Манюшка шестые сутки не отходила от Катерины Петровны. Ночью она, не раздеваясь, спала на продавленном диване. Иногда Манюшке казалось, что Катерина Петровна уже не дышит. Тогда она начинала испуганно хныкать и звала: живая?
Катерина Петровна шевелила рукой под одеялом, и Манюшка успокаивалась.
В комнатах с самого утра стояла по углам ноябрьская темнота, но было тепло. Манюшка топила печку. Когда веселый огонь освещал бревенчатые стены, Катерина Петровна осторожно вздыхала — от огня комната делалась уютной, обжитой, какой она была давным-давно, еще при Насте. Катерина Петровна закрывала глаза, и из них выкатывалась и скользила по желтому виску, запутывалась в седых волосах одна-единственная слезинка.
Пришел Тихон. Он кашлял, сморкался и, видимо, был взволнован.
— Что, Тиша? — бессильно спросила Катерина Петровна.
— Похолодало, Катерина Петровна! — бодро сказал Тихон и с беспокойством посмотрел на свою шапку. — Снег скоро выпадет. Оно к лучшему. Дорогу морозцем собьет — значит, и ей будет способнее ехать.
— Кому? — Катерина Петровна открыла глаза и сухой рукой начала судорожно гладить одеяло.
— Да кому же другому, как не Настасье Семеновне, — ответил Тихон, криво ухмыляясь, и вытащил из шапки телеграмму. — Кому, как не ей.
Катерина Петровна хотела подняться, но не смогла, снова упала на подушку.
— Вот! — сказал Тихон, осторожно развернул телеграмму и протянул ее Катерине Петровне.
Но Катерина Петровна ее не взяла, а все так же умоляюще смотрела на Тихона.
— Прочти, — сказала Манюшка хрипло. — Бабка уже читать не умеет. У нее слабость в глазах.
Тихон испуганно огляделся, поправил ворот, пригладил рыжие редкие волосы и глухим, неуверенным голосом прочел: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя».
— Не надо, Тиша! — тихо сказала Катерина Петровна. — Не надо, милый. Бог с тобой. Спасибо тебе за доброе слово, за ласку.
Катерина Петровна с трудом отвернулась к стене, потом как будто уснула.
Тихон сидел в холодной прихожей на лавочке, курил, опустив голову, сплевывал и вздыхал, пока не вышла Манюшка и не поманила в комнату Катерины Петровны.
Тихон вошел на цыпочках и всей пятерней отер лицо. Катерина Петровна лежала бледная, маленькая, как будто безмятежно уснувшая.
— Не дождалась, — пробормотал Тихон. — Эх, горе ее горькое, страданье неписаное! А ты смотри, дура, — сказал он сердито Манюшке, — за добро плати добром, не будь пустельгой[9]… Сиди здесь, а я сбегаю в сельсовет, доложу.
Он ушел, а Манюшка сидела на табурете, подобрав колени, тряслась и смотрела не отрываясь на Катерину Петровну.
Хоронили Катерину Петровну на следующий день. Подморозило. Выпал тонкий снежок. День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой протянули вымытую, подмерзшую холстину. Дали за рекой стояли сизые. От них тянуло острым и веселым запахом снега, схваченной первым морозом ивовой коры.
На похороны собрались старухи и ребята. Гроб на кладбище несли Тихон, Василий и два брата Малявины — старички, будто заросшие чистой паклей. Манюшка с братом Володькой несла крышку гроба и не мигая смотрела перед собой.
Кладбище было за селом, над рекой. На нем росли высокие, желтые от лишаев вербы.
По дороге встретилась учительница. Она недавно приехала из областного города и никого еще в Заборье не знала.
— Учителька идет, учителька! — зашептали мальчишки.
Учительница была молоденькая, застенчивая, сероглазая, совсем еще девочка. Она увидела похороны и робко остановилась, испуганно посмотрела на маленькую старушку в гробу. На лицо старушки падали и не таяли колкие снежинки. Там, в областном городе, у учительницы осталась мать — вот такая же маленькая, вечно взволнованная заботами о дочери и такая же совершенно седая.
Учительница постояла и медленно пошла вслед за гробом. Старухи оглядывались на нее, шептались, что вот, мол, тихая какая девушка и ей трудно будет первое время с ребятами — уж очень они в Заборье самостоятельные и озорные.
Учительница наконец решилась и спросила одну из старух, бабку Матрену:
— Одинокая, должно быть, была эта старушка?
— И‑и, мила-ая, — тотчас запела Матрена, — почитай что совсем одинокая. И такая задушевная была, такая сердечная. Все, бывало, сидит и сидит у себя на диванчике одна, не с кем ей слова сказать. Такая жалость! Есть у нее в Ленинграде дочка, да, видно, высоко залетела. Так вот и померла без людей, без сродственников.
На кладбище гроб поставили около свежей могилы. Старухи кланялись гробу, дотрагивались темными руками до земли. Учительница подошла к гробу, наклонилась и поцеловала Катерину Петровну в высохшую желтую руку. Потом быстро выпрямилась, отвернулась и пошла к разрушенной кирпичной ограде.
За оградой, в легком перепархивающем снегу лежала любимая, чуть печальная, родная земля.
Учительница долго смотрела, слушала, как за ее спиной переговаривались старики, как стучала по крышке гроба земля и далеко по дворам кричали разноголосые петухи — предсказывали ясные дни, легкие морозы, зимнюю тишину.
В Заборье Настя приехала на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище — земля на нем смерзлась комками — и холодную темную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно.
В этой комнате Настя проплакала всю ночь, пока за окнами не засинел мутный и тяжелый рассвет.
Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести.
Примечания
[1] “Вестник Европы” — журнал, выходивший в 1866–1918 гг.
[2] Темная вода (разговорн.) — слепота.
[3] Крамской И. Н. (1837–1887) — русский художник. В своих картинах и портретах глубоко раскрывал психологию человека.
[4] Стеклярус — маленькие стеклянные трубочки, нанизываемые на нитку. Служат для украшения.
[5] Салоп (устар.) — широкое женское пальто.
[6] Сольвейг — героиня драмы норвежского писателя Ибсена “Пер Гюнт” (букв. — Солнечный путь). Олицетворение поэтичности, красоты.
[7] Барельеф — выпуклое скульптурное изображение на плоской поверхности.
[8] Калорифер — прибор для отопления помещения нагретым воздухом.
[9] Пустельга (простореч.) — здесь: пустой, легкомысленный человек.
Рекомендуем
- Белый пудель
- Снег
- Всеобщая придворная грамматика
- Белый Бим Черное ухо
- Подвиги Геракла. Мифы Древней Греции
Краткое содержание «Телеграмма»
Рассказ «Телеграмма» Паустовский написал в 1946 году. В произведении автор раскрывает извечную для русской литературы проблему взаимоотношений родителей и детей. Описывая хмурые картины дождливой осени, Паустовский соотносит состояние природы с душевным состоянием Катерины Петровны.
Композиционно рассказ делится на три части: знакомство с Катериной Петровной, описание жизни её дочери Насти, история двух телеграмм.
На нашем сайте можно читать онлайн краткое содержание «Телеграмма», а также пройти по нему тест.
Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Кучминой Надеждой Владимировной.
Опыт работы учителем русского языка и литературы – 27 лет.
Место и время действия
События рассказа происходят в октябре 1946 года в России, в селе под Рязанью и в Ленинграде.
Главные герои
- Катерина Петровна – старая женщина, доживающая свои последние дни в одиночестве; мать Насти.
- Настя – дочь Катерины Петровны; уехав в Ленинград, очень редко навещала старенькую мать.
Другие персонажи
- Тихон – сторож пожарного сарая.
- Манюшка – дочь сапожника.
Краткое содержание
Октябрь был холодный, шли дожди. Катерине Петровне стало «труднее вставать по утрам и видеть все то же» . Отец женщины был известным художником, он и построил этот дом в селе Заборье. Здесь Катерине Петровне не с кем было поговорить ни о картинах, ни об искусстве.
Каждый день к ней прибегала дочь соседа, колхозного сапожника, Манюшка и помогала женщине по хозяйству. Изредка заходил сторож при пожарном сарае – тощий рыжий Тихон, заставший еще время, когда этот дом строился.
Катерина Петровна каждый день думала о дочери Насте, которая жила сейчас в Ленинграде. Последний раз девушка приезжала три года назад. «Писем от Насти тоже не было» , но раз в два-три месяца Катерина Петровна получала от нее перевод на двести рублей.
Как-то в конце октября кто-то постучал в калитку в саду, но там никого не оказалось. В ту же ночь женщина написала Насте письмо о том, что она не переживет эту зиму. Попросила приехать хотя бы на день.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Художники звали Настю «Сольвейг» – «за русые волосы и большие холодные глаза» . Письмо она решила прочесть позже. Письма матери вызывали у нее, с одной стороны, «вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива» , а с другой, становились «безмолвным укором» .
Как раз в это время Настя занималась организацией выставки молодого скульптора. В его мастерской внимание девушки привлекла скульптура Гоголя, который насмешливо и с укором смотрел на нее, словно напоминая о нераспечатанном в сумочке письме.
Прочтя письмо матери, Настя тут же подумала о долгом пути, «неизбежных материнских слезах» и спрятала конверт в ящик письменного стола.
Через две недели выставка состоялась. Все поздравляли скульптора и благодарили Настю. Неожиданно курьер принесла девушке телеграмму: «Катя помирает. Тихон» . Настя сначала подумала, что телеграмма адресовалась не ей, но в бумажной ленте значилось «Заборье» . Старый художник спросил у нее, что случилось. Девушка ответила, что «Это так… От одной знакомой» . Неожиданно ей снова показалось, будто Гоголь смотрит на нее, говоря: «Эх, ты!» .
Настя торопливо выбежала на улицу. Она поняла, что ее никто так не любил, «как эта дряхлая, брошенная всеми старушка» . Девушка пошла к станции железных дорог. Билетов не было, но кассир помогла ей.
Катерина Петровна не вставала уже десять дней, ей было трудно дышать. Манюшка шестые сутки сидела возле женщины. Тихон, чтобы как-то утешить Катерину Петровну, сам написал телеграмму и сказал, что она от ее дочери: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя» . Женщина поблагодарила его, повернулась к стене и как будто уснула – умерла.
На следующий день Катерину Петровну хоронили, собралось много людей. Когда гроб несли на кладбище, к ним подошла молодая учительница. Она вспомнила о своей матери и поцеловала умершую Катерину Петровну в руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Вернувшись домой, девушка проплакала всю ночь. «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести».
И что в итоге?
Катерина Петровна — умирает, так и не увидевшись с дочерью.
Настя — слишком поздно вспомнив о матери, приезжает в деревню на второй день после её похорон; уезжает, избегая соседей и знакомых.
Тихон — перед смертью Катерины Петровны прочитал ей телеграмму якобы от Насти, чтобы утешить.
Заключение
В рассказе «Телеграмма» образ Насти неоднозначен. Девушка не лишена сочувствия, она готова помогать другим. Однако по отношению к матери она не проявляла должной заботы. Стараясь отгородиться от всего, что происходило в Заборье, она пропустила и смерть родного человека.
Пересказ «Телеграммы» поможет быстро вспомнить сюжет рассказа, подготовиться к уроку литературы.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Где скачать книги в телеграм: 16 лучших каналов и ботов
Телеграм каналы с книгами с момента набора первых подписчиков являются пристанищем талантливых авторов, книжных блогеров, издателей и журналистов. Популярность книг в telegram Да где угодно, скажет кто-либо из читателей. Конечно это так, но самые продвинутые книжники современности культурно прозябают часы собственного свободного времени на книжных каналах в Telegram. А куда идти нам — всем, кто желает к ним присоединиться, расскажем здесь и сейчас.
Ранее мы писали о каналах которые публикуют секретные скидки для интернет-магазинов — перейти
Телеграм каналы где можно скачать книги
Ниже вы найдете каналы в которых публикуются книги, аудиокниги, топовые рецензии и другие полезные источники.
Бесплатные книги с Литрес – Лоукостер
Создатели телеграм канала (ЛОУКОСТЕР) каждую неделю публикуют подборку бесплатных книг с литрес. А также скидки на разные интернет-магазины. Почти каждую неделю попадаются скидки и промокоды на получение бесплатных книг от литреса и других книжных магазинов. Можно подписаться и воспользоваться поиском по каналу.
Книги для дизайнеров
Если хотите учиться дизайну бесплатно, то без базовых книг по типографике, колористике, композиции и верстки не обойтись. Все они, а еще более 350 других книг по дизайну, собраны на канале Книги для дизайнеров и доступны для бесплатного скачивания. Книги выкладывают каждый день.
КнигиТут
Если и можно найти бесплатные книги в телеграм, то КнигиТут идеально подходит для решения этого вопроса. Канал отличается своей канвой от сотни остальных книжных telegram каналов. Здесь публикуется книга которую рекомендуют разные успешные и известные личности. От поп звезды, до общепризнанного ученного. Канал еще развивается, но уже видны замашки успешного проекта
Аудиокниги и Книги
Вторым в нашем списке находится телеграм канал с незаурядным названием Аудиокниги и книги (@amazingbooks), но с прекрасным внутренним содержанием. Более 400-т ссылок на литературные труды всех жанров. Количество подписчиков растет. По нашим наблюдениям прирост литературных фанатов на этом канале за последние сутки составил более 100 человек, а общая цифра вскоре приблизится к 95 тысячам подписчиков. Считается популярным каналом, так как здесь можно скачать аудиокниги прямо в телеграм. В среднем, опубликованными произведениями интересуются по 35-40 тысяч человек ежедневно. Небольшое описание к произведениям также в плюс.
Сила знаний
Сила знаний (@ReadKnigi) – telegram канал с аудиокнигами о самом важном, что поможет человеку в его саморазвитии. Ссылки на современные произведения, известных в определенных кругах, авторов. Большое поле для всех, кто любит искать смысл жизни, заниматься самокопанием, и стремиться к достижению собственных идеалов. Указано время на прослушивание аудиофайлов, в среднем, не превышающих 40 минут – выжимки из текстов книг. Актуальная цифра подписчиков — 68 676 человек.
Аудиокниги
Аудиокниги (@audioknigi_channel). Наличие рекламных постов и ссылок на ютуб-каналы. Настоящее поппури литературных шедевров и «не очень». На ум приходит фраза – все обо всем. Число подписчиков также высокое – 57 862 человека. Указано время прослушивания файлов.
Гайд о разновидности телеграм каналов — Перейти
Книжная полка
Книжная полка (@KnigaRu) – 30 867 подписчиков. Все как у многих, рассмотренных каналов. Указание названия произведения, автора и жанра. Краткое описание содержания книги. Ссылки — кнопки для того, что бы было удобно скачать книги в телеграм.
Cultpop
Cultpop (@cuitpop). Авторский канал, на котором можно найти интереснейшую информацию об интервью с литературными критиками, литературоведами, сведения о мнении авторов относительно своих литературных трудов: почему писали, что хотели донести, была ли мораль и так далее. Ссылки на литературных блогеров из ютуба.
Книжный домик
Книжный домик (@books_house). Замечательный канал для истинных ценителей литературного искусства. Жанры, аннотации, названия книг и авторы. В доступе текстовые файлы, аудиокниги, рецензии и краткие содержания произведений – грамотно организованная подача для каждого литературного творения. Канал нам понравился – сделан «со вкусом». Чуть более 26 тысяч подписчиков.
Аудиокниги
Аудиокниги (@audibPlus) – Скоп телеграм книг о бизнесе и саморазвитии. Аудиофайлы в профессиональной озвучке, а также указание цен на оригиналы произведений в онлайн-магазинах. Можно слушать онлайн прямо в телеграм, или скачать файл для прослушивания. Наука, психология, культура, саморазвитие и бизнес – основные жанровые направления канала.
Литература
Литература (@literabooks) – доступ к прочтению мини-книг. Небольшие рассказы в постах. Ссылки на каналы и сайты современных авторов. Неплохо, но впечатление – «кто во что горазд». Более 20 тысяч подписчиков.
Уютная библиотека
Уютная библиотека (@knijky) – в постах новые книги, участники канала обмениваются бесплатными файлами. Ссылки на каналы, авторские обращения к подписчикам. Мило и «по-приятельски» с щепоткой ламповой атмосферы. Количество подписчиков – 19 262 человека.
Скачать книги в телеграм канале можно следующих форматов:
- Кини в формате FB2
- Книги телеграм в формате EPUB
- Книги в формате DOC
Чтение
@ctenie
Чтение (@ctenie) – аудиофайлы, в которых подписчики находят короткие рассказы прямо в телеграм канале, написанные известными писателями. Канал популярный, однако на нем давно не было обновлений. Более 17 тысяч подписчиков. Посты состоят только из аудиофайлов, которых всего загружено 130 штук. Возможно среди них есть то, что вы давно искали. Следует заскочить, пробежаться, просмотреть. Эдакий полезный архивчик.
Литература
@literabook
Литература (@literabook) — не путать с каналом Литература @literabooks, описанным на 12-й позиции нашего обзора. На этом канале цитаты и стихотворения телеграм, вырванные из контекста мировых произведений. 16 134 подписчика. Канал активный.
Телеграм боты для поиска книг
@flibustafreebookbot — Телеграм бот от одного из каналов участвующих в подборке. Поможет скачать интересующую книгу, найти актуальную литературу по жанрам.
@sbpoems_bot — Стихи в телеграм. Бот-библиотека вмещающая в себе более 100 000 наименований разных произведений.
@mybookbot — Бот для поиска и скачивания книг позволяющий осуществлять поиск по авторам произведения и жанрам. В связи с блокировками подойдет для айфона
@eKnigaBot — Робот позволит не тратить время на скачивание, и предоставит возможность читать книги прямо в телеграм
Как скачать книги в телеграм
Инструкция проста до «не могу».
- Переходим в любой из упомянутых выше каналов, в описании которого сказано что там можно скачать книгу, например — @Knigi_TUT
- В ленте находим необходимую книгу, с кнопками «скачать» «FB2» «EPUB» (Последние два это форматы)
- Нас либо перенаправляет на ссылку со скачиванием, либо прямо в телеграм начинается процесс загрузки
Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.